06 МАЯ 2024
«Большая часть системных проблем, установленных ЕСПЧ, так и не разрешена»
06 МАЯ 2024
Центр «Мемориал» и ОВД-Инфо направили в Комитет министров Совета Европы обращение, касающееся прав заключенных
Осужденный за «фейки» об армии активист Игорь Барышников, фото: «Север.Реалии»
26 апреля 2024 года юристы Центра «Мемориал» и ОВД-Инфо направили в Комитет министров Совета Европы обращение о неисполнении решений ЕСПЧ, касающихся прав заключенных. В обращении они рассказали о неисполнении системных мер в нескольких группах дел, а также дали конкретные рекомендации по исполнению этих решений. Приводим пересказ обращения и комментарий юриста ЦЗПЧ Татьяны Черниковой.
Текущая ситуация
Алексей Филиппов/РИА «Новости»
Цензура в переписке заключённых с их юридическими представителями
В деле «Борис Попов против России» ЕСПЧ обнаружил нарушение статьи 8 Конвенции в связи с проверкой переписки между заявителем и его представителем в ЕСПЧ. Такой контроль провели в соответствии со статьей 91 УИК, которая предписывает, что письма, открытки и телеграммы, полученные и отправленные заключенными, подлежат цензуре администрацией исправительного учреждения.
В этой статье УИК также говорится, что переписка заключенных с их защитниками или другими лицами, оказывающими юридическую помощь на законных основаниях, не должна контролироваться. Исключение – случаи, когда администрация тюрьмы подтвердила информацию о том, что переписка содержит сведения, направленные на совершение преступлений.
На апрель 2024 года эта норма все еще действует. Более того, российское законодательство предусматривает еще более строгий контроль за перепиской между подозреваемыми и обвиняемыми, находящимися под стражей, со своими адвокатами.
В соответствии со статьей 20 ФЗ «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений», в России всё письменное общение подозреваемого или обвиняемого, находящегося в СИЗО, подвергается цензуре. Исключений для переписки с адвокатом не предусмотрено. Цензура осуществляется администрацией места заключения и, при необходимости, лицом или органом, ответственным за уголовное дело.
Более того, согласно статье 21 этого закона, «предложения, заявления и жалобы, направленные другим государственным органам, общественным объединениям, общественной наблюдательной комиссии, а также адвокату, должны рассматриваться администрацией места содержания под стражей». Следовательно, администрация контролирует содержание таких письменных обращений и может цензурировать жалобы заключенных, адресованные адвокату.
В своем постановлении от 29 ноября 2010 года Конституционный суд определил, что статьи 20 и 21 «следует толковать таким образом, что цензура корреспонденции между подозреваемыми и обвиняемыми лицами, находящимися под стражей, со своими адвокатами, допускается лишь в случаях, когда администрация следственного изолятора имеет достаточные и обоснованные основания полагать, что в корреспонденции содержатся незаконные приложения, или есть разумное подозрение в злоупотреблении адвокатом своими привилегиями, что такая переписка подрывает безопасность изолятора, или является каким-либо другим противоправным поступком».
Даже в этом толковании ограничения на переписку с адвокатом в СИЗО более строгие, чем в колониях — несмотря на то, что в следственных изоляторах находятся еще не осужденные люди.
Отсутствие конфиденциальности телефонных разговоров с законными представителями
Андрей Ресин
В деле «Ресин против России» ЕСПЧ установил, что ограничения конфиденциальности телефонных разговоров заявителя с законным представителем не были обоснованы. Статья 92(5) УИК не различает категории телефонных разговоров и не устанавливает продолжительность или объем прослушивания, причины, которые могут служить основанием для его применения, или метод его осуществления. На апрель 2024 года эта норма не изменилась и все еще действует. Более того, российское законодательство предусматривает еще более строгий контроль над телефонными разговорами между подозреваемыми и обвиняемыми с их законными представителями.
Приложение № 1 к приказу № 110 Минюста регулирует порядок организации телефонных разговоров в следственных изоляторах. Согласно пункту 200 этого регламента, все телефонные разговоры контролируются сотрудниками СИЗО, о чем уведомляются подозреваемый или обвиняемый и его собеседник перед началом разговора. Контроль за телефонными разговорами осуществляется не на основе персонализированных и мотивированных решений относительно конкретных лиц, а по отношению ко всем подозреваемым и обвиняемым без исключения. Таким образом, для телефонных связей с законными представителями не предусмотрены исключения.
Ограничения на визиты священнослужителей
Фото: РИА Новости/Владимир Песня
В деле «Бойко против России» ЕСПЧ пришел к выводу, что законодательство, регулирующее условия для визитов священнослужителей, не соответствует требованиям «качества закона». Абсолютное усмотрение следователя в вопросе свиданий в местах заключения лишает заявителя минимальной степени защиты от произвола и злоупотреблений. Ситуация не улучшилась с момента принятия постановления по этому делу.
Согласно пункту 217 приложения № 1 к приказу Минюста № 110 от 2022 года, личные встречи со священниками в СИЗО предоставляются подозреваемым и обвиняемым в соответствии со статьей 18 ФЗ «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений». Статья устанавливает порядок проведения встреч с защитником, родственниками и другими лицами (категория «другие лица» включает в себя визиты священников). В этой связи лицо, находящееся в следственном изоляторе, имеет право встречаться со священником только с разрешения следователя или суда не более двух раз в месяц. Поскольку такие визиты считаются обычными встречами, они должны проводиться по телефону через стеклянную перегородку и под наблюдением. Поэтому некоторые религиозные практики, требующие конфиденциальности, например, исповедь, не могут быть осуществлены должным образом.
Так как нет разграничения между встречами с священником по выбору и встречами с другими людьми, включая членов семьи, администрация СИЗО часто заключает рамочные соглашения с близлежащими или знакомыми религиозными учреждениями. Такие соглашения «утверждаются» следственными отделами, что позволяет частично легализовать проход духовенства на территорию следственных изоляторов и проведение религиозных обрядов. Однако такие соглашения заключают только с православными, мусульманскими и еврейскими религиозными учреждениями.
Чтобы пригласить священника по своему выбору, подследственный должен получить разрешение от следователя или суда. Это происходит среди прочего за счет ежемесячного количества встреч с членами семьи. Более того, в некоторых случаях визит медицинского специалиста к больному в СИЗО также могут рассматривать как обычный визит. Для него администрация также требует разрешения от следователя или суда.
Юристы Центра «Мемориал» и ОВД-Инфо считают, что этот закон должен быть изменен. Встреча со священнослужителем должна быть юридически отделена от встреч с членами семьи и другими людьми. Кроме того, процедура допуска священника по выбору может содержать необходимые формы подтверждения, но не должна зависеть от разрешения следователя или суда.
Наконец, для тех, кто находится под следствием и в так называемом «специальном блоке» — помещении с усиленным контролем — встречи даже с теми священнослужителями, которые посещают СИЗО по согласованию с администрацией, исключены. Таким образом, они полностью лишены возможности встречаться со священнослужителями
Видеонаблюдение
Фото: zavodoukovsk.online
В группе дел «Горлов и другие» ЕСПЧ рассмотрел статью 34 ФЗ «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений», а также некоторые подзаконные акты. ЕСПЧ пришел к выводу, что существующее законодательство несовместимо с требованиями «качества закона», согласно статье 8 Конвенции. В апреле 2024 года статья 34 все еще закрепляет, что аудиовизуальные, электронные и другие технические средства наблюдения и контроля могут использоваться для наблюдения в местах содержания под стражей. Администрация обязана уведомить подозреваемых и обвиняемых об использовании аудиовизуальных, электронных и других технических средств наблюдения и контроля.
Видеонаблюдение осуществляют в камерах, где живут подозреваемые и обвиняемые. Им запрещается препятствовать видеонаблюдению в соответствии с пунктом 11.19 Приложения № 1 к приказу № 110 минюста. Несогласие подозреваемого или обвиняемого на аудио- и видеонаблюдение не учитывается. Жалобы о нарушениях права на частную жизнь в России не имеют перспектив.
На практике власти пытаются внедрить видеонаблюдение во всех камерах и других помещениях СИЗО, за исключением туалетных кабин и душевых комнат. Личный обыск подозреваемых и обвиняемых производится без использования видеорегистраторов, прикрепленных к форме сотрудников СИЗО. В то же время законодательство не гарантируют, что обыск не будет зафиксирован видеонаблюдением со стационарных камер.
В 2018 году ФСИН объявила о намерении закупить 28 тысяч портативных видеорегистраторов и 34 тысячи видеокамер для своих учреждений на сумму около 1,5 миллиарда рублей. После этого в российских колониях и СИЗО не должно было остаться неконтролируемых зон. Например, в Московских следственных изоляторах в 2022 году от 40% до 100 % камер, где проживают заключенные, были оборудованы видеокамерами.
Видеонаблюдение ведется без ограничений, без объяснения причин и не на основании индивидуальных или ограниченные по времени решений. Цель видеонаблюдения — контроль за поведением лиц, находящихся под следствием, а также законностью действий сотрудников СИЗО, чтобы предотвратить драки, убийства и самоубийства. Однако с момента оборудования камер видеонаблюдением статистика по этому вопросу практически не изменилась.
Следовательно, можно сделать вывод, что основная цель видеонаблюдения — предотвращение неправомерного поведения подследственных и нарушений режима содержания для последующего наложения санкций. Более того, во многих случаях преступлений и самоубийств при попытке просмотра записей с камер видеонаблюдения оказывается, что камеры были неисправны и видеозапись не велась. Кроме того, случаются ситуации, когда видео с камер видеонаблюдения попадает в социальные сети.
Ограничения на семейные посещения
В деле «Власов против России» ЕСПЧ признал, что статья 18 ФЗ «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» в сочетании с соответствующими нормативными актами предоставляет следователю неограниченное право выдавать ли разрешения на семейные визиты во время предварительного заключения. На апрель 2024 года эта проблема остается актуальной.
Законодательство предусматривает, что подозреваемым и обвиняемым на основании письменного разрешения лица или органа, ответственного за уголовное дело, могут предоставить не более двух визитов в месяц с родственниками и другими лицами длительностью до трех часов каждый. В то же время их могут содержать в СИЗО месяцами и даже годами. Люди живут там, не имея возможности видеть своих родственников, включая несовершеннолетних детей. Это негативно сказывается на их отношениях и вызывает психологические проблемы.
Эти запреты приводят к тому, что предоставление визитов и звонков становится средством давления, шантажа и манипуляций со стороны следователей. Например, семейные визиты предоставляют в качестве «награды» за признание вины, самооговор или обвинение других лиц. Следователь и суд формально оправдывают отказ в предоставлении визитов возможностью предотвратить установление истины в уголовном деле.
Правозащитники многократно критиковали существование этого ограничения, однако все предложенные законодательные инициативы, направленные на лишение следователей и судов права контролировать возможность общения с членами семьи, были отклонены или искажены.
Последствия удаленности места лишения свободы для заключенных и их родственников
После принятия решения ЕСПЧ по делу Поляковой российские власти внесли в УИК юридическую возможность для некоторых категорий заключенных подать заявление на перевод в другое исправительное учреждение, чтобы быть ближе к своим семьям. Несмотря на это позитивное изменение, остаются несколько серьезных проблем:
· Во-первых, заключенные, осужденные за преступления, перечисленные в статье 73 (4) УИК, по-прежнему лишены права на перевод в исправительное учреждение ближе к своим семьям, хотя решение по делу Поляковой касалось именно этой части закона.
· Во-вторых, ФСИН по-прежнему имеет право не удовлетворять просьбы заключенных о переводе, поскольку закон предусматривает только право подать заявление на этот перевод, но не обязательство властей его удовлетворить. Власти имеют широкие возможности заключить, что такой перевод «невозможен», как предусмотрено этим законом.
· В-третьих, заключенные не могут повлиять на первоначальное решение ФСИН о выборе места отбывания наказания. Иногда это приводит к ситуациям, когда даже заключенных, у которых есть законное право отбывать наказание недалеко от дома, переводят далеко от него, и они должны затем подавать заявление о новом переводе.
· Таким образом, отрицательные последствия удаленности исправительного учреждения для заключенных и их семей, описанные в решении по делу Поляковой, по-прежнему существуют, что приводит к потере связи и отсутствию общения между заключенными и их семьями. Это системная проблема, поскольку каждый год в России приговаривают к заключению почти 2000 человек по преступлениям, упомянутым в статье 73 (4) УИК.
Ограничения в праве на краткосрочный выезд за пределы мест заключения
Похороны матери Игоря Барышникова, фото: «Такие Дела», предоставлено адвокатами
В деле «Соколов против России» заявителю отказали в отпуске для посещения похорон его родителей на основании того, что в российском законодательстве нет такой возможности. ЕСПЧ подчеркнул: ни одно формальное применение законодательства не должно стать препятствием для того, чтобы обеспечить заявителю возможность посетить похороны родственника. Также Суд указал, что государство обязано индивидуально оценить конкретную ситуацию заключенного и продемонстрировать, что ограничение его права посетить похороны родственника «необходимо в демократическом обществе».
Однако формальная причина, а именно отсутствие законодательных положений, по-прежнему служит основанием для отказа в таком выезде. К апрелю 2024 года российское законодательство не предусматривает механизма временного выезда для лиц, находящихся под стражей, в случае смерти или тяжелого заболевания родственников.
Законодатели пытались установить такой механизм. Законопроект представили в Госдуму в сентябре 2013 года. Он предусматривал, что подозреваемые имеют право на временный выезд из СИЗО (или места пребывания — для домашнего ареста) в случае смерти или тяжелого заболевания близких родственников по решению следователя и при сопровождении. В пояснительной записке к законопроекту авторы подчеркивают: «Предлагаемые правила не определяют безусловное право подозреваемых по уголовным делам на краткосрочный выезд из следственных изоляторов и мест пребывания под домашним арестом, а устанавливают исключение из общих условий, разрешенное с учетом личности и поведения подозреваемого».
Первое чтение законопроекта неоднократно откладывали. Следующее рассмотрение должно было состояться в январе 2017 года, но его вновь отложили на неопределенный срок. Комитет Госдумы по государственному строительству и законодательству рекомендовал отклонить законопроект из-за:
· отсутствия механизмов обеспечения изоляции лиц, находящихся под следствием, во время выезда;
· необходимости дополнительного финансирования из федерального бюджета для увеличения численности сотрудников ФСИН;
· неприменимости норм Уголовно-процессуального кодекса (УПК) к вопросам обеспечения режима в следственных изоляторах.
Отсутствие механизма, закрепленного в законе, приводит к необоснованным отказам судов в поездке на похороны похорон. Об этом свидетельствует пример Игоря Барышникова.
64-летнего активиста из Калининградской области, осужденного по статье о «фейках о российской армии» (пункт «е» часть 2 ст. 207.3 УК), не отпустили на похороны матери. Перед арестом он заботился о своей престарелой парализованной матери, которая умерла во время его преследования. Преследование Барышникова началось в мае 2022 года из-за его антивоенных постов в Facebook, включая сообщения об обстреле Мариуполя российскими войсками и о преступлениях в Буче, а позже о затонувшем броненосце «Москва» и стрельбе российских военных по гражданским в Украине.
22 июня 2023 года Барышникова приговорили к семи с половиной годам лишения свободы. На следующий день активиста поместили в СИЗО, где состояние здоровья начало ухудшаться. У него было подозрение на рак, и ему была провели цистостомию мочевого пузыря. В тот же день суд решил передать его мать под опеку и попечительство. О ее смерти стало известно 7 августа 2023 года. Адвокаты Барышникова обратились в суд с просьбой разрешить ему присутствовать на похоронах, состоявшихся 9 августа, под охраной. Суд отказал без объяснения причин.
В деле Игоря Барышникова отсутствие установленного механизма предоставления отпуска из места заключения стало основанием для ограничения его права на личную и семейную жизнь. Однако следует отметить, что даже принятие таких положений не обеспечит надежных гарантий реализации права, если это будет зависеть от усмотрения начальника колонии, а также если не будут установлены правила отказа в выезде.
Кроме того, действующее законодательство не устанавливает четких критериев, при которых осужденному может быть разрешено покинуть место заключения. Согласно статье 97 УИК, осужденным может быть разрешен краткосрочный (до 7 дней) выезд в случае смерти или тяжелого заболевания близкого родственника. Закон также устанавливает некоторые основания, по которым выезд не разрешается. Среди них, в частности, судимость с опасным рецидивизмом, заболевания, такие как открытая форма туберкулеза или ВИЧ-инфекция. Решение о разрешении на выезд принимается начальником колонии с учетом характера и тяжести совершенного преступления, отбытого времени, личности и поведения осужденного. Этот перечень причин не ограничен, что создает возможности для произвольных решений.
Рекомендации
Юристы Центра «Мемориал» и ОВД-Инфо попросили Комитет Министров Совета Европы принять резолюцию, признающую, что российские власти не выполнили общие меры в приведенных группах дел.
Также они попросили указать российским властям на необходимость принятия следующих общих мер для исполнения постановлений:
- Ограничить возможность цензурировать переписку c адвокатами, а также исключить возможность администрации СИЗО читать и цензурировать жалобы, адресованные адвокатам в уголовных делах.
- Закрепить в законе право на конфиденциальные телефонные разговоры осужденных и лиц, находящихся в СИЗО с их адвокатами, а также указать, что прослушивание их разговоров с родственниками должно быть разрешено только в случае индивидуализированного и мотивированного решения.
- Внести изменения в законодательство, лишающие следователей и судов права отказывать в визитах родственников и их телефонных звонках лицам в предварительном заключении, а также гарантировать им абсолютное право на семейные визиты и телефонные звонки.
- Обеспечить возможность всем осужденным и лицам в предварительном заключении встречаться с священником по своему выбору и проводить религиозные обряды;Закрепить в законе различие между визитами родственников и встречами с священником, а также организовывать встречи с священником лично, а не по телефону. Разрешить такие встречи для лиц всех религий и лиц, находящихся в так называемых «специальных блоках».
- Использовать видеонаблюдение только на основании индивидуального и обоснованного решения применительно к конкретным местам, процедурам и определенным лицам.
- Внести в УИК обязательство учитывать необходимость обеспечить права заключенных на семейную жизнь и общение с родственниками при выборе места отбывания ими наказания. Не должно быть исключений для заключенных, перечисленных в ч. 4 ст. 73 УИК.
- Установить исчерпывающий перечень обстоятельств, при которых отбывание наказания в регионе проживания признается невозможным (например, отсутствие места или колоний необходимых типов, угроза безопасности заключенных). В такой ситуации человек должен быть переведен в ближайший регион, где есть возможность для отбывания им наказания в соответствующем учреждении.
- Закрепить в законе, что отказ от краткосрочного выезда может быть обоснован только на основании, совместимом с положениями статьи 8 Конвенции, чтобы исключить произвольное применение этого законодательства, а также установить в законе аналогичный механизм предоставления краткосрочного выезда а из следственного изолятора для подозреваемых и обвиняемых.
Наконец, Юристы ЦЗПЧ «Мемориал» и ОВД-Инфо попросили Комитет Министров Совета Европы сотрудничать по этим вопросам с механизмами ООН по правам человека, включая Комитет по правам человека ООН, Совет по правам человека ООН и Специального докладчика по ситуации с правами человека в России.
Комментарий юриста ЦЗПЧ «Мемориал» Татьяны Черниковой
Татьяна Черникова
Большая часть системных проблем, установленных ЕСПЧ в области защиты прав заключенных на частную и семейную жизнь, так и не была разрешена. Например, в России по-прежнему происходит необоснованный и чрезмерный контроль переписки обвиняемых и заключенных с адвокатами и родственниками.
Разрешение свиданий с родственниками используется следователями как средство давления на обвиняемых. Многие заключенные отбывают наказание далеко от дома или не могут посетить похороны умершего родственника.
Мы надеемся, что Комитет министров Совета Европы сделает важные рекомендации в этой области, которые будут актуальны, если не сейчас, то для будущих реформ в России.
Поделиться в социальных сетях
