Дело Орлова. Выступление Дмитрия Муратова в Мосгорсуде

14 декабря Мосгорсуд отменил приговор сопредседателю Центра «Мемориал» Олегу Орлову и вернул дело прокурору.

Публикуем выступление защитника Орлова, нобелевского лауреата Дмитрия Муратова, с которым он выступил в Мосгорсуде.

Выступление Дмитрия Муратова

Коротко суть. Прокурорам не понравился приговор, которого они сами требовали в обвинительном заключении, – штраф без лишения свободы. 

Но прокурор Ступкин решил посадить Орлова на несколько лет.

Прокурор Ступкин предлагает суду лишить Орлова свободы без рассмотрения всяких дополнительных материалов и фактов.

Если б я готовил материал для газеты, я бы назвал его «Садись, Орлов! Три!»

Я прошу для выступления всего 15 минут. Буду краток.

У меня три тезиса.

Я надеюсь, что один тезис – это минус год. 

Зададимся вопросом

Почему суд первой инстанции вынес Орлову обвинительный приговор, не связанный с лишением его свободы? Потому что следствие и обвинение не дали суду никакой возможности посадить Орлова.

Вынужден напомнить, как и положено защитнику, некоторые детали процесса в первой инстанции. В основу обвинения положено ровно два документа. Первый: лингвистическая экспертиза текста Орлова. Второй: два допроса свидетелей – Бохонько и Мироненко. 

Сначала – про экспертизу. По абсолютно непонятным причинам следствие заказало экспертизу  частной компании АНО «Центр социокультурных экспертиз», экспертам Крюковой и Тарасову. А почему частной компании? Согласно Постановлению Верховного Суда России, судебная экспертиза по уголовным делам должна проводиться в государственных экспертных учреждениях. И лишь если это абсолютно невозможно, экспертиза может быть поручена негосударственным структурам.

Я обратился во все государственные экспертные стуктуры: обращался ли к ним следователь Савченко? Нет, не обращался.  Следователь Савченко сознательно нарушил закон. Потому что он хотел обвинительного, а не экспертного заключения. 

Я сейчас это докажу. В экспертизе (я подчеркну – лингвистической) мы с помощью дипломированных специалистов, кандидатов и докторов наук, лучших учителей школ обнаружили более 60 орфографических, синтаксических, пунктуационных ошибок. 

Уровень экспертов-лингвистов Крюковой и Тарасова, если б они сдали эту работу в рамках ЕГЭ, оценили бы в 2 балла.

Об экспертизе много сказано. Поразительно, как эти эксперты обращаются с судом. 2/3 из так называемой экспертизы составляет описание и цитирование используемой ими  методик, которые вообще не использовались, а “могли быть использованы”. 

Текст Орлова Крюкова и Тарасов предлагают анализировать как КреАлизованный. Это текст с картинками, графиками, мультиками и видео. Но в тексте Орлова никаких картинок, ни видео не было и нет! Как и буквы «А» в слове креАлизованный.

Эти эксперты изумленному суду сообщили, что контекст Орлов создает паралингвистическими средствами: «смехом, свистом, шепотом, телодвижениями и мимикой».

Я не профессиональный адвокат, я попросил экспертов продемонстрировать их выводы, показать нам смех, шепот и даже телодвижения. Они благоразумно отказались… Я не настаивал, я гуманен. 

Далее эксперты зачем-то рассказывают нам об эмотиконах (но смайликов у Орлова нет). Затем переходят к гетерографикам. Это очень сложное лингвистическое понятие, когда фрагменты одного языка вкрапляются в другой). Я внимательно читал статью Орлова, у него нет вставок древнешумерского в китайский...

Государство платило за брутто (неочищенный объем), за откровенную халтуру, извините, паленку, то есть ядовитую подделку. Смею утверждать – не просто за подделку. А за краденую подделку.

Заботясь о наукообразии, Тарасов и Крюкова минимум пять раз (экспертиза, стр. 9, 10, 11) воруют чужие тексты, выдавая их за свои.

А когда дело касается сути, они переходят все этические границы. Они разоблачают стереотипы, в плену которых находится господин Орлов. Первый стереотип, конечно, гениальный. Цитирую: «Стереотип – у власти должны находиться люди, принадлежащие к «Светлой стороне Силы»(по аналогии с Философией Светлой стороны, которые воплощают в жизнь Джедаи)».

Второй стереотип, который ставят в вину Орлову: «Стереотип, что военные действия не должны касаться гражданского населения, гражданской инфраструктуры, военные не должны осуществлять противоправных действий».

Вот это да! То есть эксперты действительно полагают, что военные действия должны касаться гражданского населения? По мнению Крюковой и Тарасова, правильно, чтобы гражданское население страдало от военных действий? А преступления военных, если таковые были совершены, являются справедливыми, а не противоправными?

На какой планете живут эксперты, которых где-то нашел Савченко? Даже официальная пропаганда считает иначе, нежели кровожадные эксперты-лингвисты. Минобороны не раз официально заявляло, что не предпринимает слишком активных действий, избегая жертв среди мирного населения. Я не комментирую фактическую сторону дела, но это официальная позиция.

Я пощажу суд, удержусь от цитирования Крюковой и Тарасова. Но одну вопиющую вещь не могу не упомянуть. На страницах экспертизы 14, 15, 16 эксперты пишут дословно: «Автор осуществляет дискредитацию СВО». То есть эксперты не суду оставляют, а сами дают юридическую оценку действий автора текста. Они прямо пишут: «осуществляет дискредитацию». Допустима ли подмена экспертизы – обвинением? Категорически – нет. 

Я опять обращусь к Пленумуму Верховного Суда РФ: «Полученное в суде, а также в ходе досудебного производства по уголовному делу заключение эксперта, содержащее выводы о юридической оценке деяния <...>, не может быть допустимым доказательством и положено в основу судебного решения по делу».

А Пленум – высший судебный орган. И эта экспертиза должна быть признана ничтожной. Не случайно, что суды в России справедливо отказываются признавать труды экспертов Крюковой и Тарасова. 

Уже шел процесс над Орловым, когда стало известно: этой осенью суд в Шуе по делу гражданина Веселова признал экспертизу Крюковой и Тарасова некомпетентной, и, цитирую, «эксперты не использовали никакой методики для своих выводов и приписали обвиняемому те слова, которых он не говорил».

А вот у меня бумага из Министерства юстиции России. Минюст прямо указал: «данные специалисты не обладают профессиональными компетенциями и даже высшим лингвистическим образованием».

По-хорошему, деньги за эту экспертизу надо вернуть. Хоть с мимикой, хоть с телодвижениями, хоть со свистом, хоть со смехом. Но смех-то горький.

Не может жизнь и судьба человека – Орлова – зависеть от подобной халтуры. Я б назвал это «филькиной грамотой», но много чести. «Филькиной грамотой» Иван Грозный говорил про великолепные и глубочайшие письма митрополита Филиппа.

Что же остается у обвинения, кроме этой ничтожной экспертизы? Два свидетеля, Бохонько и Мироненко.  Я видел этих людей, слышал, допрашивал. Они мне представляются людьми убежденными, у них есть своя жизненная позиция. Но у меня возникают вопросы к следствию, а не свидетелям.

— Они знают Орлова? Знакомы с ним? — спрашиваю я.

— Нет! 

— Они являются политическими противниками Орлова?

Безусловно, да. Они сразу говорят, что «Мемориал» борется за реабилитацию жертв политических репрессий, а оба свидетеля состоят в организации, которая считает, что разоблачение сталинизма разрушало СССР. И прямо в этом они и обвиняют Орлова!

У  меня еще один вопрос – а откуда они взялись? Есть ли в деле их заявления на Орлова? Нет. Их вызвал Савченко. Ну что это такое? Это что, свидетели по вызову?Начали халтурить с экспертизы – продолжили и со свидетелями Свидетелей Мироненко и Бохонько допрашивали, согласно материалам дела и показаниям, данным ими в суде, по отдельности и в разные дни. Однако их показания абсолютно, буквально идентичны. Мы отдали их математикам на проверку. Так вот, математическое совпадение не касается только ФИО и названия должности в организации «Ветераны России». Математическая вероятность такого совпадения – менее одного миллионной доли процента! В живой природе таких совпадений не обнаруживается. Это копипаста. 

Вот Савченко решил, что суду и так сойдет. Скажите, Головинский суд мог все это проглотить – такую экспертизу и таких свидетелей? Суд вел себя, профессионально оценивая доказательства. Даже согласился на обвинительный приговор, но не на реальный срок. А следствие требует теперь от суда изменить закон по принципу корпоративного государства: «Друзьям – все, врагам – закон». 

Второй тезис

Что предлагает обвинение в лице прокурора Ступина суду второй инстанции?

Сначала согласимся, что приговор Головинского суда – это то, что просила прокуратура. Что просила, то и вошло в судебный акт. Но теперь прокуроры говорят, что суд должен был сам сделать приговор более жестоким. Самостоятельно найти отягчающие обстоятельства. 

Чем аргументирует зампрокурор Ступкин? Например, тем, что во время процесса Орлов вел себя неподобающим образом. Серьезная история. 

Мы запросили стенограмму процесса, у нас есть собственные аудиозаписи. 

Ни разу Орлов не получал замечаний.

Ни одного! Приведите хотя бы один пример замечания! Один пример приведите во всех наших долгих судебных заседаниях.

Весь процесс зафиксирован. Ничего оскорбительного или противозаконного в поведении Орлова во время процесса. Просто обвинение не факты исследует, а разоблачает «врага народа», сообразно своей интуиции. 

Суд исследует совершенное деяние, квалифицирует его и выносит приговор после изучения всех материалов дела и состязания сторон в суде. Но зампрокурора Ступкин в апелляционном представлении просит изменить приговор не на основании изученных материалов, а на основании мнения прокуратуры, усомнившейся в собственных требованиях.

Это что правовой буллинг! Выбранная жертва должна быть добита!

Прокуратура не доверяет суду и собственному коллеге, выступавшему в первом процессе? То, что она предлагает сейчас в качестве отягчающего обстоятельства, вовсе не было предъявлено суду в ходе судебного состязания. Не было этого и в материалах дела.

Это не правовой язык. Это, извините, «слово пацана».

Кроме «плохого поведения Орлова во время процесса» (которое не наглр никаких подтверждения в материалах), молодой зампрокурора Ступкин хочет посадить 70-летнего Орлова в лагерь по следующей причине: «Мотивом преступления Орлова О.П. явилась политическая и идеологическая ненависть к Российской государственности». Это, по мнению бдительного Ступкина, и является отягчающим обстоятельством.

Разберемся совсем коротко и с этим. В самом УПК понятие «политической ненависти» не расшифровано.

Я ссылаюсь на учебник П.А. Кабанова, он советует судьям и студентам-юристам учитывать, что политическая ненависть и вражда в чистом виде проявляется крайне редко. Разве что у фанатиков, в том числе религиозных.

А вот признаки «политической ненависти» – это ненависть к политическим оппонентам, представителям других партий. Но Орлов не является членом какой-либо партии.

Ненависть, продолжает уточнять исследователь Кабанов, – это внутрипартийная борьба за лидерство или партийные ресурсы.

Ваша честь, Орлов не борется за политическое лидерство или политические ресурсы. Так же Орлов не борется за необходимое решение на референдуме или включение какой-либо или своей кандидатуры в избирательные списки...

Таким образом, Ваша честь, мы не можем отыскать следов неподобающего поведения Орлова на процессе в Головинском суде, ни даже близко мотивов политической ненависти. Именно поэтому суд их и не нашел.

Есть болезненная фиксация прокурора на лишении подсудимого свободы. 

Есть желание непреодолимой силы, даже ценой закона и Конституции, сделать глаголы «судить» и «посадить» синонимами в современной России.

Это маниакальная приверженность практике сталинского правосудия – сажать за мысли. Сажать за ненасильственные преступления.

Кроме пошлой фразы – «Такие люди и на свободе» – я ничем не могу объяснить желание сгноить пожилого человека, уже получившего обвинительный приговор! А чего такого? Давайте осудим за одно и то же дважды. Это требование Ступкина – и есть прямая реабилитация троек, палачей, репрессий сталинизма. 

Орлова сажают за слова. А совсем недавно на национальном телевидении заявили, что «процентов 80 поддерживают президента, а процентов 20 оставшихся надо как-то уничтожить». 

20 процентов – это 30 миллионов россиян. Вот это ненависть так ненависть! Но МВД посчитало, что призыв к уничтожению 20 процентов россиян – высказывание личных убеждений генерала Гурулева. Не более! 

А Орлова, значит, надо сажать...

Я постарался найти аналог такому предложению прокуратуры. И я нашел. В трактате инквизиции «Молот ведьм», написанном инквизитором Генрихом Крамером. Чтобы отдать человека под суд и казнить, требовалось 4 обстоятельства.

Первое – обвинение в ереси, то есть он не должен придерживаться действующей идеологии.

Второе – «дурная молва», основанная на показаниях не менее чем двух свидетелей. Есть в нашем деле.

Третье – помощь, оказанная обвиняемым другим людям (любая, хотя бы врачебная).

Тут как раз пригодится эпизод, когда Орлов обменивал себя на заложников и тем самым спас 1500 человек в захваченной боевиками больнице в Буденновске и спас вместе со своими друзьями 1500 человек, и рожениц, и младенцев! Конечно, по мнению инквизиции, он преступник. 

Четвертый признак совсем средневековый – способность не тонуть в воде. 

Ваша честь, тоже подходит! Дело в том, что Орлов байдарочник. Он ходит в походы по рекам вместе с женой Татьяной.

Прокуратура, следуя не действующему в России закону, а средневековым технологиям обвинения, хочет изменить приговор по обстоятельствам, не изученным в суде. Это говорит о неслыханном неуважении к суду, которому отводится роль нотариуса для заверения косяков следствия и паленого содержимого экспертизы. 

Прокуратура заказывает приговоры как доставку еды – по своему вкусу.

И третий мой тезис

Уважаемый суд! Орлова пытались скомпрометировать. Сейчас его обвиняют в каких-то нарушениях во время процесса, а ранее – в это сложно поверить, но в обвинительном заключении указано, что он состоит на учете нарколога и психиатра. Мы хотели помочь нашему другу преодолеть эту пагубную страсть, но нет, такого нарколога нет, нигде Орлов на учете не состоит. Это было вписано в обвинительное заключение, чтобы уничтожить его как личность. И это тоже прием инквизиции. Кстати говоря, слово «инквизиция» от глагола quaerare – «искать». Кто ищет, тот найдет. Они нашли. Искали и нашли за пределами права.

Я уговаривал Орлова. Практика и мой опыт подсказывают, что его решили посадить, закрыть. Что пока он на свободе, лучше уехать. А не собирать сумку и не приходить сегодня с ней в суд. Орлов мне отказал. Он сказал, что он русский интеллигент и не собирается предавать свои ценности.

Я убеждал его, что это доставит наслаждение всем тем, кто подделывает результаты следствия. А он говорит, что убеждения, ценности, честность, принципиальность – то, с чем он не может расстаться. Ему придется доказывать, подтверждать всю свою прошлую жизнь тем, что сейчас, в свои 70 лет не готов бежать. Я думаю, всем было бы легче, если бы он уехал. Но он отказался это делать. Я у него спрашиваю: может, у тебя есть надежда на суд? А он отвечает: «У меня нет никаких надежд. Я верю в то, что права человека незыблемы, а Конституцию надо соблюдать».

Почему он в это верит? На нашем процессе автор действующей Конституции, председатель Конституционной комиссии Владимир Лукин сказал, что Орлов имеет право на эти убеждения, потому что 29-я статья Конституции не может быть отменена никакими иными законами. «ру. Конституция является документом прямого действия, эта статья действует прямо и непосредственно, – сказал Лукин. – Если какой-либо закон противоречит Конституции, то действует Конституция».

Я спросил Лукина: в каком случае действие 29 статьи о том, что человек имеет право высказывать свои убеждения, может быть ограничено. «В том случае, если введено военное положение»

Ваша честь, сейчас идет прямая линия с президентом РФ. На эту секунду, и до этого тоже, и когда шел процесс по делу Орлова, не было введено военное положение. Оно введено только в головах прокурорских работников, когда им кажется, что все можно делать бессудно, тройками, как в сталинские времена: сажать, расстреливать и пытать, как на улице Никольская, 23, где выносились самые жестокие приговоры в нашей истории. И где «Мемориал» хочет сейчас сделать музей, а обвинение, видимо, хочет сделать там рабочий офис.  

Но Орлов остается здесь. Орлов готов идти в лагерь. Я не одобряю. Но я ничего не могу сделать с ним. Как не могли с ним ничего сделать террористы в Буденновске, как не могли с ним ничего сделать бандиты, которые выводили его на расстрел, убеждая отказаться от защиты прав человека на Северном Кавказе.

И я с ним тоже ничего не смог сделать...

*          *          *

Я заканчиваю.

Позиция прокуратуры, изложенная в сегодняшнем процессе, – это попытка уничтожить суд как институт, превратив его в исполнителя.

Я надеюсь, что абсолютно необоснованные, отсылающие нас к самым мрачным временам нашей истории сегодняшние требования прокуратуры будут на абсолютно законных основаниях отклонены. 

Я уверен, Орлов прав: можно любить свою страну, но не всегда быть согласным с государством. Это и называется – Республика. 

Он соблюдал Конституцию. Если его посадят, то посадят, то посадят вместе с Конституцией.  

Я ее принес, чтоб он в свою сумку ее положил. Заберешь, если посадят.