01 МАР. 2024
Воспоминания «мемориальцев» об Алексее Навальном
01 МАР. 2024
Сергей Давидис, Татьяна Черникова, Ольга Трусевич, Елена Русакова и другие члены «Мемориала» рассказывают о встречах с политиком
Оглавление
Сегодня, 1 марта, в Москве проходит прощание с убитым властями в неволе оппозиционным политиком Алексеем Навальным. В районе Марьино тысячи людей собрались, чтобы почтить его память, среди них есть и члены Центра «Мемориал».
Навальный был важной фигурой для многих «мемориальцев», некоторым повезло лично с ним познакомиться. Делимся воспоминаниями Сергея Давидиса, Татьяны Черниковой, Ольги Трусевич, Алексея Макарова, Елены Русаковой и других об Алексее Навальном.
Сергей Давидис, сопредседатель Совета Центра «Мемориал»
Сергей Давидис, фото: Денис Стяжкин
Впервые я Алексея увидел, наверное, в 2007 году на небезызвестных дебатах с покойным «Тесаком». А потом уже в связи с работой в «Солидарности», «Координационном совете оппозиции» в «Партии 5 декабря» я с ним по политическим вопросам, по организации акций, во всяких оргкомитетах неоднократно встречался, общался, взаимодействовал. Это не было какое-то близкое или личное общение, но по делу неоднократно и много взаимодействовал. По каким-то конкретным рабочим вопросам переписывался, он всегда отзывался.
В отличие от многих других, кто, может быть, и обоснованно пеняет на некоторую бескомпромиссность, неготовность к коммуникации со стороны Алексея и его структур, я с этим не сталкивался. Всегда коммуникация с ним была вполне нормальная.
Самый последний раз, когда я его видел, и это, наверное, самый тесный опыт коммуникации — это в феврале 2022 года после начала полномасштабной войны. Я был свидетелем в судебном заседании Алексея по делу, которое слушалось в колонии в Покрове, о так называемом «хищении пожертвований». Поскольку я скромные пожертвования вносил в ФБК, а тех, кто жертвовал, пригласили в некотором количестве дать показания в суде — я был там среди других. И это было как раз ужасное время, когда только началась полномасштабная война. И все совершенно, как и я лично, были подавлены.
И когда мы пришли в колонию, тоже совсем не радостное место, понятное дело, пришли в зал, где было судебное заседание — притом, что Алексей сидел в одном конце зала, а на другом все были в медицинских масках, в спортивном зале колонии. Он как-то всех узнал, всех поприветствовал, задал вопросы. И, в принципе, коммуникация с ним, заразила, мне кажется, всех. Меня точно заразила какой-то бодростью, уверенностью, оптимизмом. Несмотря на всё то ужасное, что происходило вокруг.
Справа-налево: Сергей Давидис, Илья Яшин, Алексей Навальный
И понятно, что это судилище тоже само по себе никаких оснований для оптимизма не вселяло. Тем не менее, даже побывав в колонии на заседании по несправедливому делу, которое, понятно было, что закончится обвинительным приговором, я, тем не менее, получил, как это ни парадоксально, от Алексея заряд бодрости, уверенности и оптимизма. Это было очень ценно.
В контексте его возвращения, пребывание в тюрьме, и, тем более, трагической гибели в результате убийства, он, мне кажется, действительно сравнялся с наиболее эпическими мировыми фигурами — Манделой и прочими. И вообще таких очень немного. Он, действительно, теперь, вне сомнения, вошёл в историю. И то, как он себя проявлял в последние годы, оно, конечно, демонстрировало, что он очень сильно вырос, очень сильно помудрел.
Сергей Смирнов опубликовал письмо, которое написал Алексей из колонии, по поводу изучения национальных языков. О том, что хорошо и полезно всякому знать национальные языки народов России. Это не то, чтобы по себе какой-то важный момент, но это индикатор. Те, кто сегодня его попрекают тем, что он опрометчиво говорил в 2010, 2012 и даже 2014 году, не учитывают той динамики, которая действительно сильному политику, действительно мудрому человеку свойственна и которая, в случае Алексея, совершенно очевидно была.
Татьяна Черникова, юрист Центра «Мемориал»
Татьяна Черникова
6 марта 2022 года я выступала свидетелем защиты на суде по делу Алексея Навального. Рассказала, что в течение длительного времени делала небольшие пожертвования на антикоррупционные расследования и политическую деятельность Навального, в том числе во время президентской кампании 2017-2018 годов. Рассказала, что делала это абсолютно осознанно, обладая в том числе информацией о судимости Навального и о том, что из-за этого его могут не зарегистрировать на выборах. <...>
Отметила, что приговор, по которому Навальный лишен права участвовать в выборах, противоречит выводам ЕСПЧ, и что я считала и считаю, что Навальный правильно в тех условиях вел общественную кампанию за свою регистрацию на выборах, несмотря на этот приговор. Именно на эту кампанию я делала свои пожертвования и считаю, что Навальный потратил их по назначению, создав массовую сеть штабов и проведя полноценную кампанию за свою регистрацию на выборах.
Большую часть времени мне задавал вопросы Навальный, а я на них отвечала. Получилась такая уникальная возможность пообщаться 30 минут вживую с Алексеем на различные интересные и интеллектуальные темы, в том числе по поводу того, что является или не является экстремизмом. Сказала, что не считаю, что в деятельности Навального было что-либо экстремистское и не считаю, что мои пожертвования были потрачены на экстремистскую деятельность. Отметила, что участие в выборах, проведение антикоррупционных расследований и организация митингов являются нормальными формами оппозиционной и общественной деятельности в демократическом и правовом государстве.
По поводу митингов отметила, что главное разделение проходит по линии мирные-немирные митинги, а не согласованные-несогласованные митинги. Этот момент не очень понравился прокурору, которая начала что-то недовольно комментировать, но я ей напомнила про мое любимое постановление ЕСПЧ «Лашманкин против России», по которому людей нельзя задерживать за участие в мирных несогласованных митингах. Подчеркнула, что Навальный всегда призывал только к мирным митингам и что иные формы борьбы, которые использовал Навальный, были тоже исключительно мирными.
Навальный и его адвокаты пытались несколько раз задать мне вопросы по поводу экспертиз эксперта Крюковой, которая делала экспертизы и по делу Навального, и по делу о ликвидации ПЦ «Мемориал», и по многим другим делам против общественных и оппозиционных организаций. Навальный отметил, что это недопустимая ситуация, когда эксперт, не обладающий лингвистическим образованием, штампует экспертизы против правозащитных и оппозиционных организаций. Но эти вопросы были сняты судьей.
В конце судья спросила меня, не работала ли я раньше в ФБК. Когда я ответила, что нет, судья спросила, откуда я так детально осведомлена о деятельности ФБК и штабов Навального. Ответила, что речь идет об общедоступной информации, которая публиковалась в СМИ, блогах и т.д.
Алексей произвёл на меня очень сильное впечатление. Он отлично держался, и создавалось впечатление, что именно он вёл и направлял этот судебный процесс. Ему удавалось оставаться сильным и при этом реагировать на все ситуации без злобы, пытаясь спокойно доносить до судьи и прокурора свои мысли. При живом общении его харизма еще больше, чем на видео, и я буквально зарядилась от него энергией и силами.
Ольга Трусевич, Центр «Мемориал»
Ольга Трусевич, фото: Вера Васильева
Целеустремленность и последовательность поведения — фундамент лидерских качеств Алексея Анатольевича. Я могу вспомнить, как он и Юлия Навальная пытались не отдельно как-то, а в тесной группе остальных граждан, пробиться сквозь оцепление на вход в Замоскворецкий суд на приговор по второму «болотному делу».
На больших митингах 2011-2012 годов он помногу часов ничего не ел, отказывался от разных предложений поесть, так как это, видимо, мешало ему сосредоточиться. А когда предложенные пирожки были еще и с мясом, деликатно напомнил, что не может их есть в пост. Он ждал от многих политических организаций конкретной поддержки, например, сам приходил на собрание «Солидарности» накануне своей президентской кампании.
Елена Русакова, член «Московского Мемориала» и Центра «Мемориал»
Елена Русакова, фото: Андрей Рушайло-Арно
Я в «Мемориале» с самого начала, а в 2012 году стала оппозиционным муниципальным депутатом. Таких, как я, в Москве было немного — несколько десятков. В 2013 году Алексей Навальный стал кандидатом на выборах мэра Москвы. Кандидату надо было собрать подписи муниципальных депутатов в 110 районах, по одной от района — практически неподъемная задача. Однажды раздался звонок: «Здравствуйте, это Алексей Навальный». Мы в тот момент ещё не были знакомы, хотя о кампании я знала, за Алексеем следила в соцсетях ещё со времен «Живого журнала».
Алексей рассказал, что лично обзванивает всех мундепов (это более 1400 человек) и просит подписи. «Ничего себе работу на себя взвалил человек», — подумала я. Мне его голос показался немного грустным.
«Вы не беспокойтесь, Алексей», — сказала я. — От нашего района вы подпись получите обязательно, причем не одну. За вас подпишет мой коллега, от СР. За это в другом районе дадут подпись за кандидата от СР, а в обмен получат подпись за КПРФ, и я тоже дам подпись КПРФ, за это, как я договорилась, в тех районах мы получим подписи за вас». Алексей, конечно, обрадовался.
Позже он делал встречу с избирателями в каждом из 124 районов. И на встрече в нашем районе рассказал, что на обзвоне долго получал тотальные отказы и уже стал думать, что ничего не получится. (Заметим, что звонить не бросил). И вот первым районом, где ему пообещали подпись, оказался Гагаринский. Да еще подсказали тактику «обменов». «После этого я поверил, что эту задачу можно решить», — сказал Алексей.
На выборах мэра в нашем районе Навальный занял первое место, обойдя Собянина. И воодушевленные избиратели послали меня к Навальному с поручением — предложить развить успех, например, потребовать, чтобы Навального сделали главой управы вместо единоросса. Или еще что-то придумать для демонстрации независимости района. Алексей был заметно смущен. Я быстро поняла, что муниципальная тематика ему не очень-то интересна. Хотя избирателям он был явно благодарен и хотел как-то откликнуться. Рассказывал о своих планах и идеях. С районными активистами это тогда не очень стыковалось, но знакомство продолжилось.
2019 — кампания в Мосгордуму. Теперь уже кандидат я, и мне надо в короткий срок собрать много тысяч подписей для регистрации. Сохранилась переписка в мессенджере. «Готов все, что надо сделать для вашей регистрации и победы. Обращайтесь без колебаний», — пишет Алексей. Мы не успевали собрать нужное количество подписей, а после публикации в канале Навального даже перевыполнили план.
Как многие помнят, оппозиционерам отказали в регистрации, и началась мощная протестная кампания. 20 июля был первый митинг на проспекте Сахарова. Людей пришло в разы больше, чем ожидалось. Алексей был воодушевлен и после митинга предложил кандидатам обсудить, что делать дальше.
Помню, вначале был только Навальный и я (другие кандидаты появились позже). Алексей сидел и размышлял вслух. Это был страстный поиск — как не дать угаснуть общественному порыву, искорке достоинства, как это сберечь и развить. В этом чувствовалась невероятная личная энергия и отвага, и безоглядная самоотверженность. Эта страсть и стремление были какими-то особыми, ничего подобного не было у самых энергичных активистов.
Честно говоря, не помню, чтобы на том совещании было придумано что-то особо оригинальное. Потом я неделями подавала заявки на митинги и шествия, пока, наконец, очередная заявка — на 10 августа — не была удовлетворена. Тогда состоялся самый большой митинг на проспекте Сахарова, но там Алексею выступить не дали, он был в очередной раз арестован…
Анонимный член Центра «Мемориал»
Навальный в Перми, фото: Никита Козлов
Я недолго работал в пермском штабе Навального, снимал видео с акций. Единственный раз, когда мы виделись глаза в глаза — это когда Алексей приезжал на встречу. Он стоял на входе и здоровался за руку со всеми. Это было удивительно и помогло увидеть в нём живого человека, который готов рисковать и приходить на встречи без охраны. Тогда в Перми были большие акции и эта встреча дала новый виток уверенности в своих силах.
Впоследствии я ходил на акции и, конечно, поддерживал Алексея. Его готовность бороться до конца вдохновила меня на то, чтобы работать в правозащите и делать гораздо больше для сообщества.
Анонимная юристка Центра «Мемориал»
Навальный и Офицеров на приговоре по делу «Кировлеса», фото: Алексей Куденко/РИА «Новости»
Я влилась в общественно-политическую жизнь где-то в конце 2011 года. И уже в то время было понимание, что всё равно будет несправедливость, что всё равно будут вноситься неправосудные приговоры и так далее. Были какие-то редкие-редкие моменты, когда что-то удавалось. И то, как правило, это удавалось далеко не в том объеме, чтобы можно было сказать «справедливость восторжествовала».
Например, если вспомнить известное «болотное дело», когда тех, у кого были только статьи по массовым беспорядкам и не было статей по насилию в отношении полицейских, амнистировали. Тогда это казалось какой-то полумерой, чем-то недостаточным. Их не оправдали, их всего лишь амнистировали. Тем более — не всех. Сейчас это кажется чем-то «вау» — часть политических заключенных по большому митинговому делу амнистировали. Вектор настроения «мы знаем, что не победим» был уже тогда, но уровень был, конечно, совершенно другой.
17 июля 2013 года Навального зарегистрировали кандидатом мэра Москвы. Причём для того, чтобы зарегистрироваться в качестве независимого кандидата, нужно было собрать определённое количество подписей муниципальных депутатов. И он не набирал столько подписей, сколько было нужно.
Тогда была целая кампания по сбору этих подписей. Я читала, что из этих депутатов кого-то выцепляли в аэропорту между перелетами, к кому-то ездили в больницу, потому что человек лежал со сломанной ногой. А всё это же нужно было еще нотариально заверять — нужно было организовать нотариуса в больницу, нотариуса в аэропорт и прочее. Но в итоге всё равно он не набирал нужное количество тех мундепов, которые готовы были за него поставить подписи.
И поэтому Единая Россия предложила Собянину поделиться голосами мундепов Единой России, чтобы они поставили за него подписи. Это можно воспринимать по-разному, но очевидно, что популистская цель была такая, чтобы показать, что независимый кандидат Навальный на самом деле не наберёт большого процента голосов. В итоге он набрал много, а Собянин победил по официальным данным с 51,5%. Но по неофициальным данным, он должен был идти с Навальным на второй тур.
И вот с 17-го его регистрируют кандидатом. 18-го ему выносят реальный срок по делу «Кировлеса» — ему и Офицерову, который как бы вообще ни при чем. И их берут под стражу в зале суда. И это ведь было абсолютно нормально. И всегда это абсолютно нормально, что если человеку выносят реальный приговор, то его берут под стражу в зале суда. И ему меняют меру пресечения, и он идет в СИЗО.
И тогда это казалось просто невозможным. Ну как так? Вот берут Навального и сажают. Это было что-то из серии «ну нет, этого не может случиться». Хотя дали пять лет, но казалось, что его чуть ли не навсегда посадили. Для меня тогда был единственный несогласованный митинг, на который я выходила, потому что это реально был такой порыв.
И дело было не в Навальном как в личности, а потому что это казалось невозможным — не должны сажать таким образом человека, политика, который буквально в шаге от того, чтобы сделать выборы мэра столицы настоящими выборами. Хотя у меня тогда, честно говоря, прописки в Москве не было, и голосовать за него я не могла.
Сначала, когда мы туда шли, была атмосфера безнадеги — ну, во всяком случае, я это так ощущала. Мы покричим, повинтимся, Навальный поедет в колонию. Потом пришло первое радостное удивление: вау, нас реально много, и нас не задерживают!
Тогда это было редкостью, но ещё были какие-то варианты, какое-то представление о том, что да, люди могут собраться стихийно помитинговать, выразить свое мнение.
Вскоре стало понятно, что задерживать не будут, по крайней мере, до ночи. Мы там стояли, кричали. Не было мысли, что это реально чему-то поможет, но хотелось выразить мнение. А потом оказалось, что прокуратура подала апелляционную жалобу на изменение меры пресечения, и что прокуратура на самом деле не имела в виду, что нужно меру пресечения менять. И в итоге Навальный просидел только одну ночь. Его выпустили. И было ощущение, что всё вернулось на круги своя. Ему дали условный срок.
Я запечатлела на фотографии ворота Госдумы, обклеенные стикерами «Навальный». И никто их не срывал в тот момент, и все очень радовались. Это был момент, когда стало известно, что прокуратура подала апелляционную жалобу.
Ворота Госдумы, обклеенные стикерами «Навальный»
И вот это настроение, которое за несколько часов от мысли «ну как же так, этого не может быть, не должно быть», сменилось на «мы победили». При этом у меня не было какой-то прям эйфории или даже сильной радости. Было понимание, что если бы захотели, то и Навального бы не выпустили, и нас бы всех повинтили здесь. Но все равно: мы за что-то выходили, и это что-то случилось. Вау.
Он тогда написал твит, который сейчас всплыл в Твиттере. Твит следующий: «Ладно, вы тут не скучайте без меня, а главное не бездельничайте. Жаба сама себя с нефтяной трубы не скинет». И я ещё тогда подумала «какой мужественный человек, что он идёт в тюрьму, а сам пишет такие твиты».
У меня от этого воспоминания ощущение какого-то летнего дня, когда я вышла туда, повстречалась с друзьями и знакомыми, и у нас у всех была мощная эмоция, которую мы хотели как-то выразить — но я понимала, что это ничего не даст. А потом хоба — и это что-то дало.
На протяжении всех этих лет я понимала, что чем дальше, тем более мощные стимулы со стороны власти были необходимы, чтобы люди вышли на улицы. И при этом то, что делалось с Навальным, это всегда было одним из таких стимулов. С одной стороны были какие-то общие поводы для массовых протестов, а с другой стороны — Навальный и то, что с ним делали. Навальный стал такой вот «the figure».
Анонимная член «Мемориала»
Навальный во время задержания на станции метро «Краснопресненская»Филипп Киреев/ТАСС
Кажется, это были первые дни 2017 года. Я ехала по зелёной линии метро в сторону центра Москвы, когда в вагон вошли Навальные — Юлия и Алексей. Людей было мало, так что эту пару я заметила сразу. Поездка была короткая — мы успели только улыбнуться друг другу.
Но как же это важно, когда ты знаешь, что Навальный — тогда уже политик весьма значительного уровня узнавания (и политик здорового человека, так и хочется дополнить) — ездит и в метро. Вряд ли в России какой-либо другой узнаваемый чиновник соблаговолит или решится зайти в общественный транспорт и встать рядом с другими пассажирами. Таким был только Навальный.
Поделиться в социальных сетях
