«Это дело было фейком от начала до конца»

Сегодня, 11 сентября, в Южном окружном военном суде в Ростове должны были огласить приговор редактору дагестанского издания «Черновик» Абдулмумину Гаджиева и двум другим фигурантам дела — Кемалу Тамбиеву и Абубакару Ризванову. Ранее прокурор запросил подсудимым по 19 лет лишения свободы.

Сегодня утром стало известно, что оглашение приговора снова перенесли: теперь на 10 часов утра 12 сентрября.

Причина отложения заседания — недоставка подсудимых конвоем. 

Ранее мы публиковали пересказ последних слов Гаджиева, Тамбиева и Ризванова. Прочитать его, а также скачать полные версии выступлений всех подсудимых можно здесь.

Ниже приводим текст выступления Абдулмумина Гаджиева.

Последнее слово Абдулмумина Гаджиева

Мы, наконец, подошли к финишу. Четыре года следствия и судебных разбирательств позади.

Здесь, в зале суда, мы ответили на многие вопросы. Но всё-таки один важный вопрос остался без ответа. Мы до сих точно не знаем, кто стоит за этим спектаклем.

Говорят, это была попытка закрыть газету «Черновик» и заткнуть независимые СМИ в нашей республике. Кто-то считает, что это был чей-то знак сверху для определенной части кавказской молодёжи. А возможно, это был просто какой-то кабинетный клерк, бездарь-оперативник, решивший отличиться, симулируя бурную деятельность по борьбе с терроризмом.

Сегодня, стоя здесь, я могу с уверенностью сказать: кто бы это ни был, он не достиг своей цели.

Да, газета «Черновик» закрыта. Но, говорят, бумажные газеты нынче не в тренде. За эти годы телеграм-канал «Черновика» превратился в рупор народа, который решает через него свои проблемы, а число его подписчиков в пять раз превышает тираж печатной версии газеты.

Да, мы четыре года провели в тюрьме. Но это были самые продуктивные годы нашей жизни, за которые мы с помощью Всевышнего и благодаря общественной поддержке сумели открыть глаза общества на многие проблемы, выпустив из застенков сотни публикаций. Именно здесь мне удалось заняться по-настоящему журналистской деятельностью.

Три года назад, когда нам в камеру махачкалинского СИЗО принесли 40 томов уголовного дела, я писал:

«Несмотря на необычность нашего процесса в виду общественного резонанса и очевидной для всех невиновности обвиняемых, следователи и оперативники ничего не поменяли в своём подходе.

40 томов макулатуры. Невыдержанные логически, полные противоречий и ошибок - эти тексты, очевидно, сочинены людьми, не привыкшими к тому, чтобы их проверяли и их работе давали какую-то оценку. Мы намерены изменить эту уголовную традицию.

Мы предадим полной гласности работу следствия и проведём своё расследование расследования, которое провел следователь Надир Телевов. Какой бы приговор не вынес Ростовский военный суд, мы не оставим ни одного человека в сомнениях относительно нашей невиновности».

Мы сдержали своё слово. Общественность сегодня не просто не сомневается в нашей невиновности. Наш процесс стал нарицательным и ассоциируется в обществе, как пример вопиющего беззакония и фальсификации уголовного дела.

Это дело было фейком от начала до конца.

Фейком был повод для моего задержания, когда меня задержали рано утром на основе допроса Кемала Тамбиева, который состоялся поздно вечером, через 15 часов.

Фейком были характеристики на нас участковых разных городов России, содержавшие одинаковые орфографические ошибки.

Фейком было обвинение нас в участии в террористических организациях, названия которых мы в итоге не услышали в суде ни от одного свидетеля и ни по одному доказательству. Следователь выбрал эти организации, только потому что они были первыми в списке на сайте ФСБ.

Фейком оказалось обвинение в том, что целью моей работы в газете «Черновик» был пиар фонда «Ансар». За десять лет этой работы этот фонд был упомянут только в одной публикации в связи с соответствующим информационным поводом.

Фейком оказалось обвинение Кемала Тамбиева в учредительстве фонда «Амана», настоящие учредители которого, как мы выяснили у них в суде, никогда о нём не слышали.

Фейком оказался мой якобы перевод 16 тысяч рублей в ИГИЛ, который, как выяснилось, был обычной покупкой билетов на самолёт в турфирме.

Фейком оказался подброшенный мне, Абубакару Ризванову и нашим родственникам домик в деревне, который мы якобы приобрели на деньги, заработанные преступным путём.

Фейком были почти все свидетели обвинения, которые один за другим переходили на нашу сторону, в связи с чем мне даже не пришлось вызывать свидетелей в свою защиту.

Фейком оказалось обвинение меня в призывах к террористическим организациям на страницах газеты «Черновик». Три экспертизы не обнаружили в моих публикациях даже намека на терроризм.

Более того, даже сами многие судебные заседания были фейками.

Помню, как однажды прокурор приехал в Ростов из Махачкалы, чтобы допросить никому неизвестного человека, не имеющего к нам никакого отношения, о группе людей, которые тоже не имели к нам никакого отношения, которые строили объект, тоже не имеющий к нам никакого отношения, на территории, не имеющей к нам никакого отношения. Все, что хотел доказать прокурор на этом заседании — что эти люди были бородатыми. Однако свидетель заявил, что они не были бородатыми.

Помню, как сидел на суде, смотрел на это все со стороны и думал: что здесь вообще происходит? Целый прокурор едет из Дагестана 900 километров доказать, что никому неизвестные люди были бородатыми, а они еще и оказываются небородатыми.

Мы слушали свидетелей, которые, как они сами признавались, были с водой в голове. Мы слушали следователя, который объяснял неправильное указание времени в десятках протоколах тем, что у него целый год неправильно работали часы.

Мы вышли на новый уровень по подбрасыванию вещественных доказательств. Раньше, фабриковали уголовные дела, подбрасывали оружие или наркотики. Нам подбросили дом!

Самое интересное, что здесь, в зале суда, мы установили хозяина этого дома. Однако обвинительная машина настолько неповоротливая, что прокурор всё равно потребовал конфисковать этот дом в пользу государства.

За больше чем два года судебного следствия я не увидел от прокурора ни одной импровизации, ни одного отхода от шаблона, ни одной собственной мысли. Даже получив две недели для подготовки к реплике, он не догадался не требовать конфисковать чужой дом, подброшенный нам следователем.

И это не философия вот этого конкретного прокурора и не философия только прокуратуры, как надзорного органа. Это философия всей правоохранительной системы страны, которую прекрасно описал Лев Толстой в романе «Воскресенье», и которая за 150 лет нисколько не изменилась.

В заключении я хотел бы поблагодарить всех, кто нас поддерживал всё это время. Во многом благодаря вам мы не только не считаем эти годы потерянными, но и, как я говорил выше, считаем их самыми продуктивными в нашей жизни. По крайней мере, двое из нас троих так считают, не буду сейчас показывать пальцем.

Как говорил один из великих правоведов прошлого, шейх ислама Ибн Таймийя, который тоже несправедливо подвергался гонениям со стороны властей:

«Что мои враги могут сделать со мной? Мой сад, мой Рай в моём сердце! Если они заточат меня в тюрьму, это будет уединение с моим Господом, если они убьют меня, это будет смертью на Его пути, а если вышлют — путешествием». Раньше я просто читал эти слова, а сейчас я стал их понимать.

В любом случае, как бы в тюрьме не было неплохо, я надеюсь, что в ближайшие время мы, все трое, окажемся на свободе.